Рад что познакомился с тобой до того, как ты умер.
Город в бессоннице
(Ноктюрн Бруклинского моста)
(Ноктюрн Бруклинского моста)
Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть.
Никому.
Что-то выследил лунный народец и кружит у хижин.
Приползут игуаны и будут глодать бессонных,
а бегущий с разорванным сердцем
на мостовой споткнётся
о живого каймана, равнодушного к ропоту звёзд.
Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть.
Никому.
Есть покойник на дальнем погосте, -
он жалуется три года,
что трава не растёт на коленях,
а вчера хоронили ребёнка, и так он заплакал,
что даже созвали собак заглушить его плач.
Не сновидение жизнь. Бейте же, бейте тревогу!
Мы падаем с лестниц, вгрызаясь во влажную землю,
или всходим по лезвию снега со свитой мёртвых пионов.
Но нет ни сна, ни забвенья.
Только живое тело. Поцелуй заплетает губы
паутиной кровавых жилок,
и кто мучается болью, будет мучиться вечно,
и кто смерти боится, её пронесёт на плечах.
Будет день,
и кони войдут в кабаки,
и муравьиные орды
хлынут на жёлтое небо в коровьих глазах.
И ещё будет день -
воскреснут засохшие бабочки,
и мы, у немых причалов, сквозь губчатый дым увидим,
как заблестят наши кольца и с языка хлынут розы.
Тревога! Тревога! Тревога!
И того, кто корпит над следами зверей и ливней,
и мальчика, который не знает, что мост
уже создан, и плачет,
и мертеца, у которого уже ничего не осталось -
лишь голова и ботинок,-
надо всех привести к той стене, где ждут
игуаны и змеи,
где ждёт медвежья челюсть,
и сухая рука ребёнка,
где щетинится в синем ознобе верблюжья шкура.
Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть.
Никому.
А если кому-то удастся -
плетьми его, дети мои, плетьми его бейте!
Пусть вырастет лес распахнутых глаз
и горьких горящих ран.
Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть.
Я сказал -
никому не уснуть.
А если в чьих-то висках загустеет мох, -
откройте все люки, пускай при луне увидит
фальшивый хрусталь,отрву и черепа театров.
Федерико Гарсиа Лорка.
Но оно невыносимо цепляет.